я полностью и всецело напрямую распределяю среди бедных Вамбы.

Последнее. Я даю и завещаю всему Марди этот свой последний совет и рекомендацию, а именно: живите, пока можете, закройте свои глаза, когда умрёте.

У меня нет предыдущих завещаний для отмены; и издайте это, чтобы оно было моим первым и последним.

В удостоверение чего у меня есть то, что удостоверяет мою правую руку; и для этого я заставил сделать удостоверенную копию в виде татуировки, носимой на моём собственном виске в течение вышеуказанного года.

Я, БАРДИАННА»

– Баббаланья, это – уникальный документ, – сказал Медиа.

– Бардианна был неординарным человеком, мой господин.

– Не было ли каких-либо дополнений?

– Всё в дополнениях, все мысли – запоздалые. «Десять мыслей ради одного действия» – было девизом Бардианны.

– Он вообще ничего не оставил своей родне?

– Ни пня.

– По собственному желанию он, кажется, жил одиноким.

– Да, Бардианна никогда не стремился улучшить природу; бакалавром7 он родился, и бакалавром он умер.

– Согласно истинным отчётам, как он отбывал, Баббаланья? – спросил Мохи.

– Со сжатыми губами и рукой на своём сердце, старец.

– Его последние слова?

– «Чем спокойней, тем лучше!»

– Где, думаешь ты, он теперь?

– В его «Размышлениях». И их, мой господин, наследуем мы все; и как великий вождь Ромара объявил целую империю своим наследником, так и великих авторов наследует весь Марди.

Глава LXXIV

Пока они плывут, их окутывает Смертельное облако

На следующий день перед нами предстал пугающий вид! Как в морях Сулу внезапно возникает один широкий водяной столб и, кружась, преследует летучие малайские кили, так и сейчас быстрокрылое облако пронеслось за тысячу корпусов впереди, оставляя за собой плетёные, пенящиеся следы, что свили невидимые неистовые руки, подобные спутанным в безумных мольбах лесным ветвям.

– Смотрите, смотрите, – закричал Иуми, – как летит смертельное облако! Давайте уйдём подальше в море.

– Нет, – сказал Баббаланья. – Всё исходит от Оро, и если мы должны утонуть, то позволь Оро утопить нас.

– Сверните паруса: вёсла на воду, – сказал Медиа, – здесь мы пойдём на вёслах.

Как мчащийся бизон, несущееся смертельное облако задело нас своей пеной и, кружась на тысячу носов впереди, внезапно взорвалось ливнем и, образуя Мальстрим, согнуло каждую доску и душу.

Мы долго качались на кружащихся волнах, которые расходились из этого центра, разбивая каждый остров, пока после восхода луны, ослабев, они не омыли рифы всего Марди.

– Спасибо Оро, – бормотал Мохи, – что сердце всё ещё бьётся.

В преддверии восхода солнца мы проплыли мимо множества спокойных гаваней, откуда унесло тысячи судов. Волны равнодушно прокатились через эти берега и повсюду вокруг выбили целые пальмовые столбы, к которым в то утро были привязаны тысячи проа.

– Летящая смерть; они бежали, чтобы встретить её, – сказал Баббаланья. – Но беда не в том, что их унесло, а в том, что они умерли из-за мальстримов, которые, возможно, в этих гаванях создало Смертельное облако. Но они умерли потому, что они не могли дольше прожить. Если б мы могли получить хоть один проблеск великого календаря вечности, все наши имена были бы там найдены с начертанными напротив них датами смерти. Мы умираем на земле и умираем в море, мы умираем от землетрясений, голода, эпидемий и войн, лихорадки, малярии, горя или чрезмерной радости. Этот смертельный воздух – единый великий мор, который убивает всех нас подчистую. Те, кого Смертельное облако обошло, умирают во время сна в тихие ночные часы. Тот, кого не смогли убить копья многих сражений, умирает от виноградного камня виноградной лозы, которую он посадил, чтобы скрасить свои преклонные годы. Мы умираем, потому что мы живём. Но не Баббаланья создаёт землетрясение. И если он не летит, то только потому, что он стоит в центре круга, каждой своей точкой равняясь по стрелке, и, при каждом поклоне склоняясь назад, с протяжным звуком Баббаланья умирает.

Глава LXXV

Они посещают счастливого короля Абраззу

Ночь и утро прошли; и днём мы почти доплыли до острова, угрюмого и тёмного, уже когда шёл дождь; утомлённые, жалобные звуки доносились из рощ: наполовину подавленные, с шёпотом плачущих листьев. К пологому берегу у воды устремились наши носы.

Прочь отсюда! Здесь высадки не будет, – закричал Медиа, – давайте дойдём до солнечной стороны и, как беззаботный бакалавр Абразза, который здесь является королём, повернём от тёмной стороны острова и упьёмся своими утренними медами.

– А господин Абразза – кто он? – спросил Иуми.

– Сто двадцатый потомок по линии Фипоры, – сказал Мохи, – и с материнской стороны происходящий от господ сеньоров Кливония. Его ближайший дядя был племянником племянницы Королевы Змигланди, который процветал задолго до того, когда она вступила в брак в момент первого Прохождения Венеры. Его родословная бесконечна.

– Но кто такой господин Абразза?

– Разве он не сказал? – ответил Баббаланья. – Почему ты такой тупой? Ближайший племянник тому, кто был племянником племянницы несравненной Королевы Змигланди, и сто двадцатый потомок по линии прославленного Фипоры.

– Ну, хоть кто-нибудь скажите, кто такой Абразза?

– Но разве можно описать человека, не заглядывая в каталог его предков? – сказал Баббаланья. – Тогда мы должны будем опускаться до самих себя. Тогда послушай, унылый Иуми! И знай, что господин Абразза – шести футов двух дюймов росту, с пухлыми бёдрами, голубыми глазами и каштановыми волосами, любит печёные плоды своих хлебных деревьев, но не жареные, иногда носит фундуки в своей короне и имеет обыкновение моргать, когда он говорит. Его зубы хороши.

– Ты предстаёшь прямо-таки грабителем, – сказал Медиа, – коли ты так говоришь о моём августейшем друге, господине Абраззе. Продолжайте, сэр! И скажи, что он правит как единственный король Боновоны!

– Мой господин, я не закончил. Абразза, Иуми, это прекрасный и напыщенный король: избалованный, с широким сердцем, сладкозвучный в речах. И он достоин чрезвычайной любезности. Он – державный господин, который делает много хорошего. Добрый король! Лично он даёт поручения освободить тех, кто ежедневно погружается за жемчугом, служащим украшением его королевской одежды, и, тяжело дыша, с налитыми кровью глазами поднимается из наполненных акулами глубин и, слабея, кладёт своё сокровище к его ногам. Милый государь Абразза! Как он жалеет тех, кто в его самой дальней лесной глуши трудится весь день, чтобы выполнить его указания. Всё же, будучи королём-философом, он никогда не плачет, но пожалеет со спокойной улыбкой, и это не редкость.

– Это, кажется, из-за большого количества железа в вашей крови, – сказал Медиа. – Но скажи, что хотел сказать.

– Скажете мне, что это неправда, мой господин? Абразза, я восхищаюсь вами. Храни Оро его королевскую жалость, всё ещё живущую вокруг него. Он любит жить ради собственной жизненной пользы. Он клянётся, что у него не будет забот, и часто говорит в приятной мечтательности: «Несомненно, мой господин Абразза, если кто-либо и должен быть беззаботным, так это вы: тот, кто ни разу не падал, тот не пожалеет всех упавших!» Он же всё-таки поднял многих людей.

Постепенно мы достигли солнечной стороны и направились к берегу. Ви-Ви подул в свой рожок, и, появившись из своих золотых рощ, мой господин Абразза, как хозяин, который приветствует гостей на пороге, встретил нас, как только мы коснулись берега.

– Добро пожаловать! Державный полубог и король! Медиа, мой славный гость!

Его слуги согнулись в приветствии, его вожди склонились, его йоменская охрана предстала в зелёных, как луг, пальмовых стеблях – королевских символах, и, взявшись за руки, кивая, весёлые королевские друзья возвели приветственную аллею, таща позади себя толпу завистников. Мы внимательно рассмотрели украшенную драгоценными камнями корону Абраззы, которая не испускала никакого пламени настоящих румяных рубинов и не выглядела абсолютно белой, как